– Но кто здесь нормален, – проворчала демоница и, не удержавшись, провела по спине ящерки пальцем. – Стало быть, девица была нормальной, но себе на уме, если приволокла эту гадость да еще соврала.

Ричард кивнул.

– Возможно… возможно, она решила, что её выставят прочь. Отошлют. Отец погиб. Брат тоже. А одинокой девушке сложно жить в большом мире. Артефакты ведь дорого стоят?

– Весьма.

– Она и решила продать зеркальце… а пока спрятала среди вещей. Твой же предок, уж извини, лохом оказался.

– Кем?

– Дураком. Девицу проверил, а вещи её нет. Вот как так?

– Не знаю.

– Любовь отупляет, – проворчала демоница, но не зло, скорее уж печально. – А Замок? Почему он не всполошился?

– Возможно, тьма скрывалась? Замок ведь… он удивителен.

– Она.

– Она?

– Лассар сказал, что это была женщина. Да и ты знаешь, ты сам мне говорил. Душу отдала женщина, значит, и замок – женского рода.

– Никогда об этом не задумывался, но скорее всего ты права.

Ящерка переползла на ладонь к демонице и свернулась клубком.

– Она развеется через час или два.

– Жаль.

– Это не значит, что она исчезнет. Просто изменит форму, – поспешил утешить Ричард. – А что до Замка, то… тут возник небольшой парадокс. С одной стороны он защищает нас от порождений Хаоса и первозданной Тьмы, но с другой, как я уже говорил, тьма присутствует в каждом из нас. Поэтому и получается… что получается. Он может не пустить тварей внутрь.

– Но если тварь внутри, она бессильна?

– Именно.

– То есть, она не увидела?

– Не почувствовала. Или не сумела остановить. Их же принес в Замок мой предок. А он был хозяином. И возможно, что тьма спряталась во тьме.

Наверное, можно было бы объяснить иначе. Или вовсе не объяснять.

– Допускаю даже, что зеркало это вовсе было мертво.

– А потом ожило?

Ветер налетел с новой силой, толкнул Ричарда, потянул демоницу за волосы и рассыпался, оставив такой невозможный запах весны.

Глава 21В которой царевна Мудрослава понимает всю глубину тлетворного влияния шила на отдельно взятый организм

«И жили они долго и счастливо, а ведьму проклятую предали суду честному, опосля чего сожгли на площади всем людям в назидание»

Обычный финал сказки

Мудрослава осторожно перебирая лапами обошла пруд. Сунула морду в пахнувшую тиной воду. Высунула. Отряхнулась. Дракон не исчез. Он изогнул шею, и Мудрослава получила возможность разглядеть чешуйчатую лапу с длинными острыми когтями, под которыми крошился камень.

И кусок крыла.

Кожистого.

Хвоста, чем‑то донельзя похожего на змеиный.

Да уж, не лебедь точно.

Дракон согласно клацнул зубами.

– Тише ты, – Мудрослава задумалась. А собственно говоря, дальше что? Возвращаться? Что‑то подсказывало, что приближение когтистой зубастой твари к замку будет воспринято несколько превратно.

– Они нам не обрадуются.

Дракон поскреб лапой морду и вздохнул.

– Но я – не дракон. Точно. Я каким‑то образом… из‑за камня, похоже. Да, я помню, что камень крутился, вертелся, а потом раз и я тут. Но назад мне тоже надо.

Дракон вытянулся на берегу, примяв какую‑то жухлую, словно выгоревшую траву. Ему никуда не было надо.

– Но я же не могу до конца дней своих летать, жрать птиц и… – Мудрослава вовремя замолчала, ибо воображением обладала живым. – Нет, так не пойдет. Ты здесь живешь?

Дракон свистнул. И нехотя поднялся.

– Если назад нельзя, тогда пойдем вперед.

Он потянулся, явно выражая, что вперед ему хочется ничуть не больше, чем назад. И вообще, зачем суетиться? Можно полежать, отдохнуть. Тут тихо и мухи не кусают.

– Как будто они твою шкуру прогрызут, – проворчала Мудрослава. И конечно, оставаться на месте было бы вполне разумным, но…

Впервые она понимала Яра.

Хорошо понимала.

Да он бы не устоял. И Мудрослава… она честно попыталась быть разумной. Даже села, правда, оказалась, что сидеть на драконьей заднице не совсем удобно, и тогда она позволила твари лечь. Даже пару минут полежала, уговаривая себя не искать приключений на эту самую свою‑чужую задницу, но почему‑то не помогло.

И вот теперь тварь бодро вскарабкалась на стену.

С нее перелетела на крышу.

И еще на одну.

– Да просто в воздух подымись! – потребовала Мудрослава, но до нее докатилось эхо страха. В воздух подниматься было нельзя.

Почему?

И чего могла бояться настолько громадная, клыкастая, когтистая тварь, какою был дракон?

Выяснять Мудрослава не стала. Они так и ползли, пробиваясь сквозь трещины в белокаменных оградах, порой проползая под сплетенными намертво ветвями деревьев, мертвых, окаменевших. Иногда дракон замирал, прислушиваясь к чему‑то.

Слушала и Мудрослава.

А еще смотрела. И с запахами разбиралась. Вообще разбиралась. Чем дальше, тем полнее становились ощущения. Вот уже именно её раздражает прикосновение мягкой брюшной чешуи к кирпичной кладке стены. Или ветка, что норовит хлестануть по глазам. И дракон щурится.

Скалится.

А она вместе с ним. Вот она вдыхает воздух и замирает, прислушиваясь к запахам. Где‑то рядом находится гнездо, но твари, его свившие, не опасны. Они скорее добыча, пусть даже охотится в городе дракон брезгует. Здешнее мясо едкое. И переваривается с трудом.

– Ничего, вот подружимся, и буду тебя кормить парною говядиной, – пообещала Мудрослава, подумав, что ручной дракон в делах государственных точно лишним не был бы.

Дракон вздохнул и пополз дальше.

Он выбрался на дорогу, по которой и затрусил. Выходит, что бы ни внушало страх, оно было там, в воздухе. А внизу было безопасно.

Относительно.

Пару раз из трещин высовывались крысоподобные существа, которые подбегали, громко тявкая, и всякий раз дракон разевал пасть, и твари прятались.

А он шел дальше.

Ближе.

К огромному белоснежному дворцу, который возвышался над прочими. Он казался хрупким до невозможности. А еще будто тонул в тумане. И этот туман заставил дракона замереть.

– Тише, хороший мой. Или хорошая? Мы туда не полезем. Мы только подойдем немножечко ближе. Самую малость. Ладно?

Туман сочился сквозь белый мрамор, расползаясь по камням. И дракон сделал шаг. Второй. На третьем вдруг оказалось, что туман повсюду. Он был мягкий и пах приятно, что успокаивало зверя, пусть даже он и продолжал нервничать.

Не он один.

Мудрославе тоже было неспокойно.

– Тише, тише, – повторяла она, пытаясь сообразить, что делать дальше. Туман расползался, и в нем‑то менялось все.

Сперва запахи.

Они сперва почти исчезли, а после вернулись, но другие. Незнакомые. Дракону. Но это ему, а Мудрослава поняла, что пахнет… городом.

Только ожившим.

Свежим хлебом. Рыбой. Людьми. Скотом. И голос донеслись откуда‑то издали, этаким смешанным гулом. Но вот будто кто‑то закричал, только крик перебили медноголосые колокола.

Красиво.

А туман… поредел.

Он вылепливал тени, одну за другой, спеша, оттого и выходили они, пусть и узнаваемыми, но все же нелепыми, недоделанными какими‑то.

– Тише, – повторила Мудрослава, прижимаясь к стене. Мимо тяжко прогрохотала телега водовоза. Из бочек пахнуло водой, и дракон заворчал.

– Этого нет. На самом деле, – Мудрослава пыталась успокоить зверя, который мелко дрожал. И явно бросился бы прочь, если бы знал, куда. – Это лишь кажется… иллюзия. Понимаешь?

Вряд ли дракон знал, что такое иллюзия, но постепенно дрожь отступала.

А туман… нет, не исчез. Он стал редким. И в нем оживали старые дома. Зарастали провалы в стенах, даже на мертвых деревах будто листва появилась, пускай и белая, словно седая.

– Вперед, – Мудрослава решилась.

И право слово, опасности она не чуяла, а вот стоять так, ожидая, можно долго. И не факт, что вовсе дождаться выйдет.