Она облизала ложку.

– Даме благородной следует проявлять умеренность, – заявила пухлая женщина, которая сидела рядом с ладхемскими принцессами. И с решительным видом отодвинула третье пирожное, правда, проводив его печальным взглядом. – Ибо потакать телесным слабостям значит развращать душу. Мир полон искушений. И только человек, готовый преступить через страсти земные, познает…

– Вот, значит, как это было, – Светозарный поднялся. А с ним и островитянка, и человек в мятом камзоле, который выделялся средь свиты какой‑то слишком уж бросающейся в глаза неказистостью.

– Боюсь, точно сказать, как это было, невозможно, – вынужден был признать Ричард. – Это… создали много позже.

– Ужас ужасный, – Летиция ладхемская старательно обмахивалась веером. – И аппетит портит.

– Зато умеренность проявлять легче, – не согласилась рябая девица, вытирая пальцы о платье. – Вот глянешь и сразу осознаешь, что надо скромнее быть. А то же ж… восстанет.

– В нашей библиотеке, – заговорил человечек в мятом камзоле, этот камзол одергивая. Он подошел почти вплотную к барельефу. – Сохранились лишь некоторые упоминания. Да и то достоверность их весьма… сомнительна. Знаю, что весьма многие ученые мужи склоняются к тому, чтобы признать падение Империи следствием великих природных бедствий. А демоны… в демонов, уж извините, мало кто верит.

И почему‑то поглядел на демоницу.

И так поглядел, что Ричарду донельзя захотелось отвесить наглецу затрещину. Желание было острым и совершенно неподобающим.

Но чего он смотрит?

И так… внимательно? И главное, с интересом, причем не только научным. А… в общем, желание росло.

Глава 4О вере в сверхъестественное и прихотях памяти человеческой

«В гостиницу «Белый лебедь» требуется ввиду начала сезона разная прислуга, в особенности горничные. Прислуга безусловно должна быть опрятная и трезвая»

«Ладхемские новости», раздел «Объявления»

– Совсем не верят? – уточнила рябая виросска, старательно пережевывая кусок ветчины. На вилке перед носом её висел еще один, а взгляд девицы был устремлен вовсе не на Ричарда, потенциального супруга, но на тарелку, где оставалась еще ветчина.

– Скажем так, многие склоняются, что во времена прежние люди обладали куда более примитивным разумом, а потому неверно толковали всякого рода естественные проявления силы, – гость произнес это и покраснел.

Густо.

– Но вон же ж… демоница, – девица махнула в мою сторону вилкой, и ветчина сорвалась, но упасть ей не позволили. Кусок был пойман и отправлен в рот. Она и пальцы облизала. – Сидит. Мается.

– Почему мается? – поинтересовалась степнячка, тоже на меня поглядев. Осторожненько так, словно стесняясь собственного любопытства.

– Тварям бездны, – возвестила круглощекая дуэнья, – немочно в мире людей, особенно, когда в одном месте собираются люди благочестивые.

И подбородки задрала.

Все три.

Отчего на меня сразу благочестивостью повеяло.

– И вообще, – Ариция Ладхемская отвлеклась от барельефа, чтобы одарить меня ревнивым взглядом. – Может, она не демоница даже.

– А кто? – удивилась островитянка.

И тоже поглядела.

Недружелюбненько так. Будто примериваясь, как меня секирой приложить, чтоб наверняка.

– Не знаю, – принцесса пожала плечами. – Как понять, демоница она или нет?

– У нее рога, между прочим, – заметила старшая ладхемка.

– Может, приклеенные…

– Трогать не дам, – предупредила я на всякий случай. И когти выпустила. А то ишь, освоились. Сперва потрогать дай, потом поскрести. Опомнится не успеешь, как вовсе отпилят. А я к ним, между прочим, привыкнуть успела.

– Но даже если и настоящие, – ладхемка не собиралась сдаваться. – Это еще ничего не значит! Может… может, она много скорлупы яичной ела.

– А от этого рога растут? – степнячка распахнула и без того огромные глаза.

– Наш целитель утверждал, что скорлупа яичная очень полезна для волос и ногтей. Некоторые дамы принимают порошок с нею. И еще с толчеными ракушками, – снисходительно пояснила Ариция. – Но вот возможно, что если слишком уж увлечься, то происходит… всякое.

– По‑моему, – осторожно заметила виросская красавица, до того державшаяся словно бы в стороне. – Крайне невежливо обсуждать кого‑то в его или её присутствии.

Именно.

– Даже демона.

– Это еще доказать надо… – не отступилась ладхемка.

– Тем более. Не имеет значения, демон или нет, это… нехорошо, – она явно собиралась сказать что‑то иное, но в последний момент передумала. – Что же касается прочего, то… у нас не столь древние библиотеки, однако в храмах помнят темные времена, когда земля рыдала огненными слезами и исторгала мертвецов. А те, поднимаясь из могил, несли смерть и разрушения.

Она поднялась и подошла к полотну, которое разглядывала внимательно.

И не только она.

Мрачно гладила толстенную косу островитянка. Перебирала круглые бусины дочь степей, и пусть на лице её застыла маска безмятежности, я все одно ощущала скрытую внутри тревогу. Неестественно алыми губами улыбались ладхемские принцессы, вновь же похожие друг на друга, что близнецы. Но это из‑за косметики. Я понимаю, что красота – страшная сила, но иная чересчур уж страшна.

– Это было давно, – голос Ричарда разрушил такую тяжелую неудобную тишину. – Очень давно. Но мы помним.

Он коснулся ладонью груди.

А я… я встала.

И подошла.

Не знаю, зачем. Это… это неправильно и глупо. И вообще о другом думать надо. Но мне показалось, что мое место здесь, за его плечом. И Ксандр отвернулся, скрывая выражение лица. А Светозарный слегка нахмурился. Кажется, по долгу службы, к демонам он относился без симпатии.

Плевать.

И на него.

И на девиц. Смотрят тут. Ричард ведь не привык, чтобы на него смотрели. Столько людей и разом. Это… это действует на нервы. Я осторожно коснулась руки, и Ричард посмотрел, как показалось, с благодарностью.

– Тьма еще там. В сердце города. И Младший бог спит. Сон его будет длиться, пока сильна старая кровь, – это он уже произнес куда спокойней. – Но она не способна связать всю тьму.

Снова тихо.

И слышно, как ровно, спокойно, бьется его сердце. Мое стучит нервно. Я тоже не люблю, когда на меня смотрят. Особенно так, скептически. И… ревниво?

Смешно. Ревновать и ко мне?

– Есть предсказание. Пророчество, если хотите, – заговорил Светозарный отводя взгляд. Только угол рта его дернулся. – Сделано оно было много сотен лет тому, юной девицей, на которую снизошла благодать.

Сочувствую.

Девице. С благодатью не всякий справиться способен.

– Она была чиста и принадлежала знатному роду…

– Вы говорите о Кессарии Благословенной? – уточнил тот, в камзоле. Надо будет имена выписать, на бумажку. И выучить. Или хотя бы бумажку с собой таскать, а то неудобно как‑то.

– О ней.

– У нас многие спорят, была ли она и вправду благословенна… храмы… храмы не считают её святой.

– Может быть, – не стал спорить Светозарный. – Ей было пятнадцать, когда она покинула отчий дом, чтобы основать обитель‑прибежище…

– Говорят, потому что отец её отличался крайне жестоким нравом, – уточнил тот, в камзоле. И смутился. – Извините. Дурная привычка.

– Ничего. Он и вправду был очень жесток. Тогда еще вольный владетель, хозяин земель… – Светозарный слегка запнулся. – Он пролил много крови. И был проклят. Так говорят. На самом деле я понимаю, что мы ничего не знаем о временах минулых. И о ней тоже. Если он был и вправду так жесток, то как позволил дочери уйти? Кто выстроил ей дом? Тот, из темного камня? Он ведь по сей день стоит. Кто привез цветы и птиц, которые живут и растут лишь там и нигде кроме?

Сложные вопросы.

Неудобные.

– Возможно, это не так и важно, но… – Светозарный протянул руку. – Она принимала людей. Всех. Одним помогала, другим отказывала. Слава о ней пошла по миру…